Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
Теперь у мя есть фильм "Чарли и шоколадная фабрика". Я его скачала. Сестренкус? А, Сестренкус? Когда придешь?
Владен весь день капризничает. Должно быть, чувствует, что мне завтра на сутки на работу. С рук не сходит. Хотя большой парень уже. Ластится. А как целоваться любит... Ничего такой день.
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
с работы. Эт нечто с чем-то. Мне сказали сегодня, что я справилась отлично (глубокий поклон). Похавать рельно было некогда (да и не до того было). Особенно мне понравилось самосоятельное заселение. Это когда вечером ко мне приходят и говорят: -Пустите, пожалуйста... А я... могу пустить, могу не пустить... Если моя левая пятка зачешется и мне будет влом, то скажу, что мест нет. Но я хороший зверька, поэтому места находились. Нервишки пошаливали, поэтому спала меньше четырех часов. Не уснуть, непривычно. А по дороге НА работу я видела очень симпатичного ржего котика, который грелся на солнышке у дверей в Пышечную. А через несколько метров на дороге лежал сбитый кошак, тоже рыжий. Что за люди? Ублюдки... А по дороге С работы я потеряла туфельку между вагонами в метро... Стою, несчастный звер в одном тапке... Боту мою достали, она даже не пострадала. Но я же не могу без приключений. Теперь бубонок требует ласки и внимания. А я есть хочу (вроде).
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
ты подошел ко мне, заговорил? Для чего открыл свое сердце, ни разу не открывавшееся до (да и после) никому? Только затем, чтобы сказать пару пророчеств, как плохой ведун, и исчезнуть? Я помню... Внимательные карие глаза из под падающих на лоб темных волос. Тихое дыхание рядом с ухом, застенчивый поцелуй в щеку перед дверьми аудитории в Герцена. Все это было. Немножко грустно. Я не видела тебя тогда, не воспринимала, как живого человека. Лишь как красивую оболочку. Как эпизод, но не целое. Прослеживая, как открытки, твое прошлое... Да, я их сжигала, превращала в пепел... Вижу череду боли, неуверенности, тщетных попыток найти свое счастье. Ты не рассказывал мне о тех, с кем ты ложился в постель. И кажый раз шептал разные имена, в мыслях удерживая лишь одно. -Позволь, я лишь коснусь тебя... Я позволила тебе больше. Кто виноват, что мы слишком похожи? И как ты плакал, когда все, что ты хотел, наконец сбылось. Но не так, как ты себе воображал. И как я уговаривала: -Ты глупый... глупый, ничего же не случилось... -Случилось, но уже не исправить... Мы молчали о большем, а говорили лишь банальности. Читали в сердцах друг друга. И пили шампанское. Я пьянела очень быстро. Это тебе на руку, да? Встречи - как пытка, но пытка сладкая, с примесью насилия над душой. -Это мой ребенок? -Мы не спали тогда... -Разве? А помнишь розы под Новый год? Что я могла возразить? А зачем взъерошивать память? -Ты меня любишь? -Да. -Да? Тогда иди ближе... -Зачем? -Догадайся... И белое платье, походя выброшенное мной в помойку. От него осталось немного. Две чашки кофе, одна со сливками, остывающие на столике у постели. -Хочешь конфету? -Шоколад? -Угу. На твоих губах еще сохранился этот привкус - молочного шоколада с миндалем. Пальцы, испачканные в сладком лакомстве, скользят по моему телу. Пытаюсь поцеловать тебя в шею, рядом с ухом. Смеешься. -Щекотно! Лучше вот сюда, - многозначительно касаешься губ. - Или... Краснеть уже поздно. Все уже слишком поздно. Для нас.
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
в фильм. Бесподобно-предсказуемый, но очень веселый и волшебно красивый. Мне кажется, говорить тут особо не о чем. Все просто, по детски, но я уже так соскучилась по добрым щелбанам из детских фильмов что скушала такое на ура. Знакомтесь - "Чарли и шоколадная фабрика".
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
вернулась. К жизни. Сквозь боль. Сквозь капли, стекающие по ладоням. Вернулась чувствовать. Как бы не закрывали мне глаза.
Были с семьей в зоопарке. Все было не так, почти... С начала. Гнала эти мысли,прятала незажившие шрамы. Владя залетел в лужу. Ехать домой? Но кота всегда придумает выход из ситуации. Мокрые носки? Купим другие, взрослые. Оденем на ножки - и вперед, к шарикам воздушным...
Мы видели тигра, льва и кошку, которая жила рядом с рысью... А потом мы видели котов-рыболовов. Они такие пятнистые.. На земле не сразу заметишь. А еще видели белых медвежат. Они плавали в бассейне, играли и прыгали на маму. Прямо ей на голову, пока медведица плавала. Такие смешные. Владе они понравились больше всего. Видели, как кормили обезьян. И как тигры спали, перевернувшись на спину. Зоопарк - это мило. Столько положительных эмоций.
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
Я теряю тебя вместе с кровью. Она течет по моим пальцам, вырываясь из вен тупой пульсирующей болью. Это все лезвие в чужой руке. Оно располосовало кожу в попытках добраться до памяти, выпотрошить ее. Не удалось. А голос, глухой от ненависти, шептал над ухом: "... забудь его, забудь, иначе..." Можно корчиться на грязном полу, закрываясь руками от ярости палача. Это ты мне его выбрал? Знал ли ты, что мне кровью придется расплачиваться за наш "грех"? Теперь сердце медленее выстукивает по слогам твое имя. Все тише, пока не дойдет до последней отметки воспоминаний. Ночь, когда ты потерял контроль...
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
Это все Она начала, я тут ровно ни при чем. Пристала, впрочем, как и все девчонки, сочини да сочини сказку. Пусть маленькую, пусть плохонькую. Я отбивался, как мог, оправдываясь тем, что никогда в жизни прозу не писал, да и не в моих принципах выставлять неидеальную работу на суд, пусть даже пристрастный. Мы пили чай, замечательный зеленый листовой, такой приятно заварить в маленьком японском чайничке и подать в низеньких пиалах без сахара, когда Она в очередной раз завела разговор на ту же тему. Последний Ее аргумент «Тебе жалко, что ли?» убил меня наповал и я поспешил выйти из гостиной. Я немного злился. Скорее на себя, чем на Нее. Не умею, не могу и всё-всё-всё, даже и не пытайтесь уверить в обратном! Тут я ощутил тонкий запах дыма. Подняв голову, я разглядел небольшого человечка, удобно устроившегося у меня на письменном столе и курящего сигарету.
-Мальчик-с пальчик! - приветливо пояснил он, показывая на себя. -Сигареты детям не игрушка! - перехватил я инициативу, отбирая у малыша тлевшую палочку и затягиваясь. Вот черт, не курил уже два года, разучился, должно быть. Закашлявшись, загасил окурок и выбросил в корзину для бумаг. -Табак настоян на мухоморах, - с гордостью просиял малый. -Мне сказка нужна, - обратился я к нежданному гостю. – Знаешь, где раздобыть? -Чего же проще, - мальчик-с пальчик презрительно выпятил нижнюю губу и указал на окно. – Перелезь через подоконник, там все и будет.
Вернувшись в гостиную, я отобрал у Нее недоеденную слойку. Проигнорировав недоумевающий взгляд, поднял на руки и отнес к окну. Человечка уже не было, лишь на моей вечерней корреспонденции темнели рассыпанные крошки махорки. Я потянул за ручку рамы, осторожно, боясь впустить злой северный ветер, завывавший снаружи. Но вместо ветра в комнату ворвался стойкий аромат лесных цветов. Она захлопала в ладоши. Взяв меня за руку, потянула на поляну, оказавшуюся за окном. Яркое солнце ударило нам в глаза, заставив на несколько мгновений сощуриться. Небо казалось огромной голубой перевернутой чашей с тонким еле заметным рисунком барашков. Барашки жалобно косились на сочную травку, тянули шейки, но не решались сойти с небесного полотна. Из-за толстого дуба послышалось натруженное рычание. Она испуганно вскрикнула и спряталась за мою спину. К нам шел медведь. Пошарив позади себя рукой, я прижал Ее к себе. -Странный какой-то мишка, - указал я на огромную плетеную корзину за косматыми плечами топтыгина. Отдуваясь и похрюкивая, косолапый приблизился к нам и опустился на пень. Оглядев нас с ног до головы, он вытащил старую закопченную флягу и протянул мне. -На дорожку! Я глотнул. Во фляге оказался чистый спирт. Захрустев пирожком, медведь подцепил когтем два румяных кругляша из короба и оделил нас. -С яблоками, - застенчиво сказал он. Ей выпечные изделия пришлись по вкусу, а спирт, само собой, я Ей и не предложил. -Не подскажете путь до Бобруйска? – поинтересовался косолапый, подняв толстый зад с пенька. – Давно ищу. Я отрицательно покачал головой, поскольку и сам не знал, где нахожусь. Миша покрутил смешной лопоухой головой. -Ладно, дотопаю как-нибудь! – он взвалил короб на плечи. Плетеная крышка тотчас откинулась и оттуда выглянула грязная голова с всклокоченными волосами. -В Бобруйск, жывотное! -Машенька? – я заглянул медведю за спину. Поглядев на меня злыми глазами, тетка лет под сорок шлепнула топтыгина по загривку. -Иду, иду, Марья Иванна, - засеменил бедняга. Даже попрощаться не успел.
Мы пошли напрямик через лес. Она собирала букет из лесных фиалок и колокольчиков. И была счастлива. Что до меня, то мне хотелось определиться, где мы находимся. Солнце ощутимо припекало и хотелось пить. Наконец мы вышли на широкую тропинку. Рослые лопухи с видом опытных царедворцев вставали по бокам песчаной стежки. Тут я обнаружил в стороне небольшое углубление и немного влаги на дне. Опустился на колени и хотел было зачерпнуть воду ладонями. И получил сильный тычок в бок. -Ты что? – передо мной стоял огромный козел. – Это моя ямка! Пошел прочь! – он затряс белой бородой и нацелил на меня рога. -А чем докажешь? – зло ответил я, жажда мучила все больше. -Мой след – моя вода! – проблеял козлик, ткнув копытом в мягкую землю. След его ноги точь-в-точь напоминал спорную ямку. У меня зашевелились какие-то старые воспоминания про проклятие козлиного копытца. Превращаться сегодня не входило в мои планы, поэтому я встал, отряхнув брюки и отошел в сторону. Моя спутница закрывала рот ладошкой, чтобы не смеяться. Но я не в обиде. И попить не дали, и козлом выставили. Большая бабочка с тонкими крылышками села мне на плечо, я тихонько отцепил шершавые лапки мотылька и протянул Ей. Вот так, а я к насекомым равнодушен. Хотя пестрые крылья неплохо гармонируют с Ее платьем. -Смотри, дворец! – закричала Она, указывая пальчиком вперед. Я лишь пожал плечами. Все, что было доступно моему зрению – это покосившаяся избушка. Подойдя ближе, я приметил под ней толстые страусиные ноги. «Дожили!» - простонал я про себя. Но мою спутницу трухлявое сооружение привело в такой восторг, что пришлось согласиться остаться здесь на ночь. Огромных сверкающих рубинов, про которые мне прожужжали все уши я не увидел, так что пришлось делать восхищенный вид. Дверь со скрипом распахнулась и на пороге появилась седая, как лунь, бабуля. Делая пригласительные жесты, она подала нам крючковатые свои пальцы и помогла забраться внутрь. Увидев добротно накрытый стол, я в первый раз вздохнул с облегчением. Мухоморов с меня было уже достаточно. Пока мы сидели за трапезой, старуха, беззубо улыбаясь, подкладывала нам еду в тарелки, подливала темно-желтую сладкую жидкость. Тут я заметил, что Она загрустила. Тихо дернув Ее под столом за платье, я осведомился, что произошло. -Чего ты на нее так уставился? Она тебе понравилась, да? – я увидел на Ее глазах слезы. Я озадачено почесал затылок. -Кто? -Ну эта блондинистая красавица-хозяйка. Взглянул на владелицу избушки, на всякий случай пару раз мигнул, но старуха никак не превращалась в девицу неописуемой красы. -Ты про эту старую кикимору? -Ну как же, у нее такой прелестный цвет лица. Как не силился, я не разглядел на личике хозяйки ничего выдающегося, кроме огромного числа морщин. Бабусе уже за сто лет давно стукнуло, чем восхищаться? Ну раз моя спутница паникует… -Ты гораздо красивее, - проникновенно сказал я. Вот Она уже и успокоилась. Так просто осушить женские слезы – всего-то пара комплиментов. -Погуляем, - Она потащила меня из дома. Ночь незаметно опустилась на поляну. Яркие точки светлячков вырисовывали в густой траве огромные огненные кольца. Где-то ухал филин. Мы сели на поваленное дерево. Она положила мне голову на плечо. Легкий ветерок шевелил Ее темные волосы, доносил аромат Ее любимых духов. Я закрыл глаза и позволил Ее маленьким пальчикам гладить меня по лицу. Защелкал соловей. Мне бы удивиться. Ночь для соловьев – не время. Приоткрыв веки я увидел совсем близко розовый куст с одиноким багряно-алым цветком. Протянув руку, я почуял, как стебель ощутимо дрогнул под моими пальцами. Острые шипы розы не казались оружием. Я так и не решился надломить тонкую ветку. -Видишь ту розу? – спросил я Ее. – Она выросла для Тебя. И когда Тебе будет грустно, Ты сможешь приходить сюда, на эту поляну и вдыхать этот фимиам. Я знаю, что этот цветок будет утешать Тебя. Пусть цветет здесь, если розу сорвать, умрет и соловей. Кажется, Она меня поняла. Я прижал ее к себе покрепче и мы забылись сном.
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
Выставила на обзор вконтакте свой "Гипноз". Он наиболее сильный. Послала "Богов" на конкурс. В первый раз. Если успела...)) Послала еще раз "Богов" в "Астрель". Они роман потеряли. "Лениздат" еще "Богов" не прочитали. Через две недели обещали. Да...самое интересное... помирилась с мужем. Мдя... явно у него был переклин. Хорошо, что вовремя осознал и задумался.
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
день выдался ... заметный. Из череды похожих и страшных дней, этот - не пустой. Дождь, дождь весь день. Дождь с перерывами, но безустали. Холодный, мокрый, сбивающий волосы в неослушные завитки. Расческа-мой друг, не помогала. Это ужасно... смешно, но неудобно. Итак, Сестренкус приехала ко мне. Попили кофейку, открыли баночку огурчиков. Короче, коты рулят. Потом поехали куда-то в дождь по делам. Вымокли, вымерзли, но довольны. Потому что это было. И было великолепное ощущение жизни. Зашли после всех дел в "Шоколадницу". Не понравилось. Во-первых, обслуживают долго. Во-вторых, кофе с мороженным... там его почти не было, мороженного. Кота закатила истерику (а где мое любимое мороженое?). Шаркнули лапкой, извинились, принесли новый кофе. Кота сменила гнев на милость. Кота замечталась, как пойдет покупать себе новую одежду после зарплаты (ее еще зработать нужно, шкуру неубитого енота). Потому что вся одежда мне теперь велика... и это здорово. Ага, был интересный кадр в автобусе к метро. Не знаю, заметила Сестренкус или нет... Но. Зашел парень. С девушкй. Вот-с что я хочу сказать, мальчики. Если вы считаете, что ваш интерес (даже украдкой) незамете, то вы глубоко ошибаетесь. Кота это быстро просекла. Взгляды выдали этого парнишу. Было приятно, конечно... Но с другой стороны, когда парень не один, и так явно глазеет - это моветон. Хотя парниш неплох.
Кстати, выставляю свою фотку, сощелканную Сестренкусом - суперпрофессионалом с камерой.
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
Очень сильно. Строчки плывут перед глазами. Это усталость. Усталость от слов, от разбитых надежд, от потерянных снов. Я хочу быть там, а не здесь. Но реальность жестока.
Запомните, Рошфор, для меня нет ничего невозможного...
Тихо и сумрачно. Пыльные портьеры и диванные подушки, укрытые полиэтиленовыми пакетами. Мягко ступаю лапами по давно не чищенным коврам, усами щекочу заколоченные рамы окон. Соловей в клетке давно издох. От голода. Мне такая участь не грозит, я питаюсь мышами, в изобилии расплодившимися под прогнившими досками пола. Они желто-бурые и пахнут свободой и лесом. Прибегают откуда-то с полей поживиться крошками зачерствевшего праздничного пирога. О, да! Он огромен даже сейчас, когда от него отъедена половина. Огрызки свечей все еще украшают его корку. Звездочки, запеченые в задубевшем тесте, потеряли позолоту. Теперь это просто тусклая фольга. Нюхаю пирожный бок и чихаю. Вздыхаю и сажусь на хвост. Мой король в отъезде. Это все государственные дела, в которых не смыслит кошка. Но он вернется. Я это знаю. Я умываюсь два раза в день. Языком. Туда-сюда по шерстке, чтобы блестела. И когда я услышу поворачивающийся в двери ключ, быстро-быстро побегу изо всех сил навстречу, в нетерпении буду царапаться о филенку, подмявкивая от радости. Дождалась... Это может случиться в любое мгновение. И я пойду тереться о такие хорошо знакомые ноги, вертеть хвостом, намекая на буженину в остром соусе. И сливки. Полную мисочку... Но дверь все также заперта, а улица пустынна. Иногда я сажусь на подоконник и наблюдаю за скатывающимися по стеклам дождевыми каплями. Кошки не умеют плакать. Пусть плачет глупый дождь, поливая увядшие на баллюстраде хризантемы. А я буду чистить свой мех в ожидании, в предвкушении, в воспоминаниях... День за днем. Наглые вертлявые синицы щебечут мне, что меня бросили... Дотянуться бы до них лапой! Мой король не может бросить меня - пушистый клубочек, который мурчал у него под рукой, терся щекой о пальцы и смотрел в глаза. Нужно подождать еще немного. И он придет. Хозяин. Ласково позовет и укроет под плащом. Только дни текут невыносимо долго. Да мыши шебуршат в подвале. Сколько прошло времени? Часы в бальном зале остановлись. Теперь их циферлат оккупировал паук. Наберусь храбрости и сожру его. И лапой толкну маятник. И с первым движением минутной стрелки по мокрой от росы дорожке проскрипят шаги моего короля.